Прошла неделя с тех пор, как жители Парижа пережили самый крупный теракт за всю историю Франции. Теракт, он на то и теракт, что его производят без предупреждения. Но то, что тут, под боком, взрывы и расстрелы настигли людей во время типичных пятничных гулянок в кафе и ресторнах, на концерте и стадионе – эти настолько неожиданно и шокирующе, что не рефлексировать на эту тему не получается. Слава Богу, что среди жертв не оказалось ни одного азербайджанца, хотя в Париже наших достаточно. Мы попросили некоторых из них рассказать нам о том, как они провели ту злополучную ночь в Париже, и в целом, поделиться своими впечатлениями. Их волнующие тексты мы приводим вашему вниманию без изменений.
И еще один момент. Нет абсолютно никакого желания ввязываться в споры об уместности скорби по жертвам парижиских терактов. Поэтому прошу не наталкивать авторов этого поста в неуместную дискуссию о превосходстве одной трагедии над другой.

Орхан, живет в Париже.

В Париже я учусь на магистратуре киноакадемии и у нас был проект “кино за 24 часа” в жанре фильмов ужасов или невезения и посвящено все это дело было соответственно пятнице 13го. Мы передвигались по городу в поисках идей днём и решили вечером приехать на квартиру к одному из студентов и начать снимать там. Посреди съёмки некоторые из нас получили сообщения от друзей с с текстами “shooting in the restaurant”, “shooting in Paris” и т.д. соответственно никто не обратил внимания на то что имеется в виду стрельба а не видеосъемка – ведь вся школа где-точто-то снимала. Оказалось что в городе трагедия страшнее всех фильмов жанра horror.

В таких случаях ещё и думаешь о том что – такого рода ужас происходит в некоторых городах каждый день и как невыносимо жить когда есть шанс выйти на улицу и попасть в перестрелку или стать жертвой взрыва какого-то смертника.
Никто из учащихся, знакомых и друзей не пострадал, все добрались вовремя домой.
Было распоряжение не покидать дома и нам оставалось просто в ужасе, сидеть до утра перед компьютерами под звук сирен спец-машин следить за новостями. Остаётся соболезновать близким погибших и осуждать насилие любого рода, происхождения, любой религии и мотивации.

Самира, живет в Париже.

Я уже седьмой год живу в Париже и десятый во Франции. Этa страна одна из первых, которые я открыла для себя и в которую влюблена лет с десяти. Что меня и побудило выучить французский и попытаться поступить в здешний вуз. Итак, я отучилась на адвоката и теперь работаю. Я живу в юго-западной части города, так что прямым свидетелем трагических событий прошлой пятницы я не оказалась. О них я узнала из СМСок двух друзей, узнававших где я и все ли у меня в порядке. Девушка, написавшая мне, одна из первых подруг, которых я сумела завести во Франции. Она оказалась невольной свидетельницей расстрела людей на улице Шаронн. Ее с приятелями завели в кафе, чей железный занавес был опущен и они просидели до 5 утра с потушенным светом. В эту ночь мне было тревожно. Я, сидя перед телевизором, узнавала у знакомых все ли с ними в порядке и отвечала другим. Предупредила родных, что в порядке и безопасности, чтобы они не переживали. В субботу я отменила свой еженедельный поход за покупками, так как нас призывали ограничить передвижения по городу, учитывая, что один из восьми террористов в бегах. Пустой Париж это очень печально. У этого города очень живая душа и выйдя на улицу в воскресенье я не встретила ни души. Стояла смертельная тишина, которую время от времени перебивал вой сирен. Но с воскресенья люди начали выходить пить кофе или вино на террасе в знак протеста по отношению к чудовищам, пытающимся посеять страх и ненависть. Пошли оставлять цветы и свечи близ мест трагедии, стали сдавать кровь.

Меня поразила солидарность – был создан хэштег #PortesOuvertes (открытые двери), целью которого было приютить людей, оказавшихся на улице ночью из-за оцепления полицией некоторых округов. Также, большинство людей не высказывают никакой ненависти к иммигрантам или мусульманам, даже вдовец, потерявший жену и оставшийся с 17 месячным малышом один. Лично я стараюсь ездить все больше на автобусе. Мне так психологически комфортнее. Это конечно временно… И быть может ко всем не относится. На нынешний момент в городе меньше туристов, чем обычно; ведутся спецоперации. Тревожно конечно же. Но это всего лишь временные испытания. Девиз города FLVCTVAT NEC MERGITVR очень уместен –  “Его бьют волны но он не победим”.

Наргиз, живет в Париже.

“Пятница – тринадцатое, черт побери!” – сказала мне моя подружка, когда мы выходили из библиотеки. День у нас не задался с самого утра. Пропустили трамвай, какой-то вирус попал в лаптоп, а еще нам нужно было сдать две работы и один экзамен. Мы шли домой и жаловались на жизнь: уроки, работа, погода дурацкая. Тогда, в 7 вечера, мы еще совсем не знали, что через пару часов мы будем невероятно благодарны и за лекции, и за скучную работу и даже за погоду. В 12 ночи я сидела в своем кресле-качалке с курсом международного права, когда мой телефон вдруг “взорвался” от звонков и сообщений. Все эти сообщения были из Баку, друзья и родные спрашивали где я. Я не поняла их волнения, поэтому быстро позвонила подруге. Она была вся в слезах, почти не могла говорить. Я пыталась разобрать, что происходит, как вдруг по спине прошел холод. “Они и в Стад Де Франс пробрались” – судорожно вопила моя подруга. Стад Де Франс… Кажется кто-то недавно упоминал этот стадион. И тут я вспомнила, что на матч Франции с Германией 13ого числа направлялся наш друг.

Мы всей дружной компанией дружили с первого курса, с первого дня, и он без сомнений – душа нашей компании. Не зная, что сказать, я просто закричала его имя в трубку. Подруга перестала плакать, она тоже сразу вспомнила, про то, что он там. Через несколько секунд мы обзвонили всех ребят “нашей компании”, но тщетно. Никто не знал, что с ним. Мы звонили, писали и ему, и его невесте, и родителям. Никто не отвечал. Тогда еще никто не знал, если в Стад Де Франс есть какие-то жертвы, поэтому гарантии, что с ним все хорошо у нас не было. Мы искали его ровно 30 часов. Не спали, не ели. Это было ужасно. Страна, которую мы так любим, оплакивала своих детей, а мы не знали есть ли в их числах наш любимый друг. Через день нам позвонила его бабушка. Наш друг, выбравшись из Стад Де Франс отправился к ней за город. Сам он по телефону говорить не мог, он еще не пришел в себя. В понедельник я наконец смогла с ним поговорить. Мой смелый друг, сильный во всех смыслах человек, был абсолютно раздавлен. Я не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем мы снова услышим его заразительный смех. Я не знаю, когда мы сможем снова ходить в кино или на концерт, не боясь, что этот поход станет последним. Я знаю только то, что мы никогда не забудем то, что произошло в пятницу, тринадцатого Ноября 2015-ого года. “Fluctuat nec mergitur” – девиз Парижа, теперь является девизом каждого из нас.

Ая ханум, живет в Баку.

Собираясь в Париж на выходные, мы с дочкой шутили, что выбрали не самый подходящий день для поездки – пятницу, 13-е. Однако, зайдя  в поезд, обнаружили, что таких же смельчаков оказалось множество – поезд был битком забит. Некоторые ехали стоя, потому что сидячих мест в поезде уже не было. Все стремились в Париж, всем хотелось праздника и веселья в одном из самых фантастических столиц мира. Но их планам не суждено было сбыться. Париж встретил нас серией терактов в различных частях города, с огромным количеством жертв среди мирного населения. Уже при выходе с вокзала мы обратили внимание на множество полицейских, которые встречали и провожали приезжающих и отъезжающих. Это очень удивило дочку, которая была в Париже множество раз и знала, что это нетипично для него. Мы приехали в номер и вышли погулять – был какой-то военный праздник, перед Триумфальной аркой шел концерт духового оркестра, люди гуляли по городу, на Елисейских полях яблоку негде было упасть. Танцующие под громкую музыку зазывалы прохожих, яркие подсветки домов и магазинов, уличные музыканты, праздношатающаяся толпа, разноцветные макароны на витринах – все было настолько ярко и красиво, что поневоле вспомнилось знаменитое “Праздник, который всегда с тобой”. Пришли в номер счастливые и довольные – и как снег на голову, уведомление от Гардиан на телефон: серия насильственных действий в Париже.

Ещё не до конца осознавая масштабы произошедшего, бросились к телевизору – и поняли, что случилось непоправимое. Информация обрушивалась на нас одна за другой, число погибших росло с каждой минутой, газеты не успевали обновлять цифры, соцсети взорвались, парижане открыли свои двери для всех, кто не смог попасть к себе домой, общая боль объединила всех до единого. Террористы ударили по самому святому – они проникли в праздник людей, ворвались в их счастье, планомерно уничтожая именно тех, кто в конце рабочей недели решил расслабиться и отдохнуть – в ресторанах, концертных залах и стадионах.

Это была попытка посеять панику, показать, что ни одна живая душа не застрахована от их карающего меча. Но им не удалось это сделать.На следующий день, после того, как прошёл первый шок, мы с дочкой, замурованные в номере на несколько часов, решили-таки выйти в город, потому что оставаться в кубышке было уже невмоготу. Первый шок сменился вторым – вместо вымершей в первой половине дня пустыни мы увидели оживший город, живущий полной жизнью. Парижане высыпали на улицы, некоторые рестораны открылись, в них заиграла музыка, несмотря на объявленный в стране трехдневный траур, пусть не все, но некоторые магазины тоже открылись и заработали в прежнем режиме. Люди улыбались друг другу, их не раздражали секьюрити, которые вежливо обращались к людям с просьбой показать содержимое сумок и пакетов, все пытались сделать друг другу приятное – Париж словно хотел показать террористам и всему миру: вы нас не запугаете, и не надейтесь! Это был несломленный народ, который только что пережил шок и ещё долго будет переживать последствия трагедии, случившейся с его страной. И этот музыкант, приволокший пианино на улицу и сыгравший на нем Imagine, лучшее свидетельство того, что Париж не умер.

 

Vive la France!

В Пасхальный вторник 1819-го, приблизительно полтора года спустя после того, как немецкие переселенцы из Швабена (Южная Германия) покинули свою родину, они прибыли в регион нынешнего Азербайджана. Швабы, наконец, приняли решение поселиться  на месте разрушенного села Ханыклар и сделать его своим новым домом.

Русский царь Александр I назвал это поселение «Еленендорф» в честь своей любимой сестры Елены Павловны, которая скончалась совсем молодой.

Но почему же немцы покинули свою родную землю? Этому послужило несколько причин. Во-первых, вследствие Наполеоновских войн 1789 – 1815 гг. в южных провинциях Германии сложилась тяжелая политическая и экономическая ситуация.

В тот период многие немцы иммигрировали в Северную Америку. Другие же ожидали, ввиду своих религиозных убеждений, скорое появление Антихриста, и искали свое спасение к востоку от горы Арарат. К тому же российские власти хотели расширить присутствие христиан на Кавказе.

На тот момент у швабов, поселившихся в Еленендорфе, не было никакого источника дохода. В дороге они продали все свое имущество, что взяли с собой, и, в итоге, прибыли на Кавказские земли с пустыми руками: у них не было ни денег, ни какого-либо оборудования, ни семян, ни одежды, чтоб согреться в холодную зиму. Они были близки к отчаянию. Их спасла только вера в Бога. Они поняли, что нет пути назад и выжить они смогут только благодаря решимости бороться за выживание и презрению к смерти. Швабам помогла царская власть, которая предложила им ссуды. Поселенцам приходилось нелегко. Они выживали в плохую погоду, в сильную жару, в бедных жилищных условиях с плохим питанием, что способствовало серьезным болезням. Только 118 семей смогли пройти через эти испытания и остались жить в Еленендорфе.

Впоследствии наступил спокойный период для поселенцев Еленендорфа. Русско-Турецкая война позволила жителям Еленендорфа получить значительную прибыль от продажи своей сельскохозяйственной продукции.  Кроме того, они начали зарабатывать на транспортировке товаров в повозках, которые соорудили сами.

Несмотря на войны и серьезные волнения вдоль кавказских приграничных регионов, жителям Еленендорфа в 1857 году удалось построить церковь, архитектором которой был Эйхлер. Строительство положительно сказалось на репутации города, а также безопасности людей Еленендорфа и их соседей. В конце концов, они смогли погасить свои долги российской казне. Кроме того, строительство железной дороги на Кавказе в 1883 году через область сильно способствовало улучшению возможностей для продажи своей сельскохозяйственной продукции.

Открытие первых винодельческих предприятий связано с именами братьев Форер и Гуммель.

В 1860 году Кристофер Форер создает первое винодельческое хозяйство. Вскоре свою продукцию братья Форер начинают экспортировать в различные города не только Российской Империи, но и Европы.

В 1868 году они строят завод по производству пива. В начале XX века фирма имела свои представительства в десятках городах Российской империи, продукция фирмы удостаивается золотых медалей на международных выставках.

В 1883 году братья Гуммель сдали в эксплуатацию винный погреб, а через два года начали в Еленендорфе строительство коньячного завода.

К концу XIX и к началу XX века виноделие в регионе становится основной отраслью развития промышленности, оставив позади все остальные области хозяйства.

В июне 1941 года Германия напала на Советский Союз, и для немцев, живущих на территории страны, настали тревожные времена. Угроза депортации становилось все реальнее, и 8 октября вышел злополучный указ. За две недели все поселения немцев были вывезены из Азербайджана в Среднюю Азию. Очевидно, что многие из поселенцев не пережили изнурительную дорогу и погибли в пути. Так закончилась история крупнейшего немецкого винодельческого хозяйства Азербайджана.

Но не все немцы были депортированы. В то время было принято решение, согласно которому смешанным семьям было позволено остаться в своих домах. Семья Кляйнов была одной из таких. Отец  5-летнего Виктора был поляком. Он работал старшим врачом и был членом коммунистической партии. Позже отец был убит, а сам Виктор был признан русским.

Виктор Кляйн оказался последним немцем в Еленендорфе. Выросши, он стал радиотехником. Виктор, помимо немецкого, свободно владел русским и азербайджанским языками. Он был тесно интегрирован в разные культуры. Виктор, как и многие другие немцы в городе, любил производить домашнее вино. Эта страсть была широко распространена в Гёйгёле и сохраняется по сей день.

Виктор скончался в 2007 году в возрасте 72 лет, в том самом доме, который построил его отец 1886 году.

Дом стоит до сих пор, такой же, каким был изначально, в нем никогда не проводилось никаких ремонтных работ.

Кляйн оставил все в доме нетронутым: мебель ручной работы – одна из отличительных особенностей Еленендорфа – такая же как в 1850-х годах, немецкая печь, пианино, керосиновые лампы.

Там даже стоит рождественская елка, которую Виктор хранил около сорока лет.

Сменялись поколения, а Виктор один хранил память об этой интересной эпохе, и дом его, со всеми предметами того времени, стал символом веры и силы немецкого народа.

Все эти старинные предметы домашнего обихода очень ценны в качестве экспонатов. Поэтому, дом планировалось открыть для туристов в качестве музея. Однако, дом запечатан вот уже 9 лет, и хочется надеяться, что скоро эта идея будет воплощена в жизнь, и дом Кляйнов расскажет пожаловавшим в него увлекательную историю жизни немцев в этом городе.

При написании статьи использовалась следующая литература:
1. А.Г.Сеидов “Гейгель”. Баку, 2011
2. Jacqueline Grewlich-Suchet “Helenendorf: Azerbaijan’s First German Settlement”.  Azerbaijan International, 2004
3. Monica Pinna “German footprints in the Caucasus”. Euronews, 2015